Удивительна и необычна судьба Роберта Робинзона. Родился он в 1908 году в столице Ямайки Кингстоне в многодетной негритянской семье. О своём детстве вспоминал: «С тех пор, как себя помню, я знал, что мир населен множеством людей, разных по цвету кожи. Я видел людей белых, желтых, краснокожих и, конечно, черных. Мне тогда казалось, что их как жителей огромного мира должно объединять братское родство. Но это были лишь детские мечты. Жизнь намного сложнее и жестче».
Ещё совсем юным Роберт стал учеником слесаря-инструментальщика, зарабатывал деньги, помогал семье. В пятнадцать лет он покинул родной дом и уехал в САСШ (ныне США), где проработал семь лет. Это были самые тяжелые годы его жизни. Среди белых американцев Робинзон чувствовал себя едва ли лучше своего литературного тезки на необитаемом острове. На заводе Форда в Детройте Роберт был единственным темнокожим из семисот рабочих. Он вспоминал о том периоде жизни: «Сам не знаю, как мог я выносить постоянные издевательства, насмешки и оскорбления от белых американцев. Я не находил себе покоя ни днем, ни ночью, жил в страшном напряжении, постоянно помня, что я черный, а значит — человек низшей расы».
Роберт мечтал найти такое место, где чернокожий мог бы чувствовать себя равноправным членом общества, ему казалось, что это просто несбыточная мечта. Но оказалось, что мечты сбываются, если в них веришь.
Весной 1930 года первый директор тракторного завода Василий Иванович Иванов, будучи в командировке в САСШ, посетил крупного промышленника Генри Форда и заручился его согласием завербовать триста специалистов для работы на СТЗ. В составе этой группы Роберт приехал в Сталинград.
Разместились американцы в новых домах Нижнего поселка. Рядом находились: ресторан, специальный магазин, медицинский пункт. Американцам как гостям уделялось внимание на производстве и в быту: лекции, концерты, кино, танцы под звуки джаза. Так обосновалась у нас, эта многочисленная, самая большая в СССР американская колония. Для разрешения многочисленных вопросов, неминуемо возникавших в чужой для колонистов стране, были выбраны председатель и секретарь колонии. Для облегчения общения американцев с русскими коллегами были приглашены переводчицы.
Случилось так, что именно девушки-переводчицы оказали особую помощь единственно темнокожему из американцев Роберту Робинзону. Он понимал, что даже здесь, в чужой стране, его белые соотечественники не дадут ему покоя. Так и случилось.
Роберту было поручено выполнение токарной работы. Но заготовка и инструмент, случайно или специально, оказались непригодными. Пришлось дать ему новое задание, для выполнения которого он выступил уже не как станочник, а как технолог: продумал технологию обработки, спроектировал необходимую оснастку, подобрал измерительный инструмент и сам же выполнил работу с высоким качеством. Американцы удивились — кто обучал его таким сложным приемам работы? Но недоброжелатели не унимались.
Тем временем закончились подготовительные работы. 17 июня 1930 года состоялся пуск завода, с конвейера сошел первый трактор. Администрация завода решила поощрить передовиков из числа иностранных специалистов. Торжество происходило в американском ресторане. В президиум избрали шесть американцев, в том числе и Робинзона. Ему первому секретарь заводской парторганизации вручил Почетную грамоту и часы. Взволнованный Роберт заявил: «Господа! Если бы я сам не был в Советском Союзе, я бы никогда не поверил, что есть такая страна, где не смотрят, какого цвета кожа у человека, а судят о нем по заслугам».
Через несколько дней произошло следующее. Робинзон возвращался домой, когда услышал, как кто-то его догоняет.
Он остановился, обернулся и увидел подбегающего к нему американца Льюиса.
-Послушайте! Эй вы! Я советую немедленно убраться отсюда обратно в Америку. Вы здесь лишний!
Не вы меня сюда пригласили, и не вы можете заставить меня уехать.
-Вы забыли, с кем разговариваете.
-Нет, вы ошибаетесь. Я не забыл. Более того, я даже очень хорошо помню, что я сейчас не в Америке.
Ну, раз так — получай!
Он занёс руку, чтобы ударить Робинзона. Тот хотел отразить удар, но кто-то сзади крепко схватил его за руки. Это был американец Браун, подоспевший на помощь Льюису. Завязалась драка. Преимущество было явно на стороне белых. Неизвестно, чем бы закончилось это избиение, если бы, к счастью, ни появился американец Чечель, который и помог Робинзону. Так началось это позорное для некоторых американцев «дело Робинзона».
Вспоминает очевидец событий Франк Хоней: «Об избиении Робинзона я узнал в тот же день. Я успокаивал его, говоря, что в Советском Союзе расовая дискриминация карается законом. Но Робинзон был до того испуган, что склонялся замолчать дело, чтобы избежать мести. Я убедил его, что мести быть не может, потому что на его стороне все рабочие завода. В тот же день в ресторане я встретил Льюиса и Брауна: «Что это за выходки ку-клукс-клана в отношении Робинзона?». -«А тебе что нужно? Ты красный сукин сын! Зачем за черную морду заступаешься? -«Он имеет такие же права, как и мы, здесь нет разницы между черным и белым человеком».
Скандал продолжался.
Весть о случившемся мгновенно разнеслась по всей колонии и достигла кабинета директора завода Василия Ивановича Иванова. Он был настолько взбешен, что задыхался от негодования. Перед ним предстали Льюис и Браун, виновники избиения рабочего Робинзона. Одна деталь помешала директору тот час же расправиться с хулиганами: он не умел ругаться по-английски. В этот момент по коридору мимо проходила переводчица. Это была застенчивая девушка, только что прибывшая на завод. Её пригласили в кабинет.
-Да как вы смели! Это вам не Америка, и здесь никто не позволит вам насаждать свои порядки! Сукины вы дети!
И так далее, приправляя фразы крепким русским словцом. Вдруг, опомнившись, крикнул переводчице: — — -Переводи!
Бедная девушка не смела глаз поднять на директора завода. Наконец, пролепетала:
-Я не могу переводить. Таких слов в английском языке нет.
А переводить, в сущности, уже не было никакой необходимости, так как лицо, глаза и жесты директора были красноречивее всех слов.
-Вон отсюда, подлецы! — загремел голос директора.
Аудиенция на этом закончилась. Но дело Робинзона, увы, продолжалось.
Непросто было американцам понять, как на заводе расценивается этот и подобные случаи. Надо было разъяснить им национальную политику нашей страны.
Вспоминает бывшая переводчица, впоследствии начальник Иностранного отдела СТЗ Мария Френкель: «Завком поручил мне срочно повидаться с Робинзоном и предложить ему написать статью о случившемся в нашу заводскую газету «Даёшь трактор!». Помню, как будто это было ещё совсем недавно.
Американский ресторан был расположен на самом берегу Волги. У входа я столкнулась с темнокожим рабочим. Это оказался тот самый Робинзон. Поздоровавшись, я протянула ему руку. Робинзон не сразу в ответ подал мне свою руку. Он явно был в нерешительности. Обидеть белую мисс он явно не хотел, а подать руку, к тому же в таком людном месте ему казалось рискованным. Воцарилось неловкое молчание. Наконец, сделав над собой усилие, он протянул мне руку. Так мы и познакомились.
В тот же вечер, в условленное время, спускаясь по крутой лестнице к Волге, я уже издали увидела, что Робинзон ждёт меня. Мы сели на берегу, завязалась беседа.
Юноша с большими грустными глазами и ослепительно белозубой улыбкой рассказал мне о своей стране, о природе, о прекрасных людях и своей невыносимо трудной жизни.
-Ведь я черный, — говорил он. — Для нас в Америке особые законы. Им мы должны повиноваться, и к этому каждый приучает себя с рождения.
Оп показался сдержанным и печальным. Вскоре я узнала, что он ведет очень замкнутый образ жизни, ни с кем в колонии не дружит и не встречается. Весь свой досуг посвящает учебе и книгам. Ни на лекциях, ни на танцах, ни даже в кино не бывает.
Я взглянула на Робинзона. Вдруг он сказал:
-А вы не боитесь сидеть с негром вот так открыто, на виду у всех? Знаете ли вы, что было бы с вами за это в Америке?
-Нет, — ответила я, — не боюсь. Мы ценим людей по совершенно другим признакам: глуп он или умен, культурен или невежественен. Цвет кожи не играет никакой роли.
-Хотите, я вам продемонстрирую маленький кусочек моей страны? Посмотрите наверх, продолжал Робинзон.
Я подняла голову и увидела довольно большую толпу американцев. У некоторых были фотоаппараты.
-Должно быть на Волге ожидается что-то интересное, — недоумевала я.
— Почему ожидается? Оно уже есть. Ведь это нас с вами обозревают и ждут, когда мы поднимемся наверх, чтобы снять нас на пленку и снабдить американскую прессу сенсационными снимками.
-Не бойтесь, — успокоила я его. — Дайте вашу руку. Мы сейчас продемонстрируем вашим землякам советское отношение к расовым вопросам.
Медленно подошли мы к лестнице, как ни в чем не бывало и стали подниматься. Мы условились всем встречавшим глядеть прямо в глаза, с вызовом и продолжать беседу.
Защелкали фотоаппараты, но мы спокойно прошли через плотный строй явно возмущенных американцев.
Прощаясь с Робинзоном на виду у всех, я снова подала ему руку и нарочито громко сказала:
-Не забудьте же прийти завтра же на первый урок русского языка и на чашку чая после урока. Я познакомлю вас с моими друзьями.
-Буду непременно, — сказал Робинзон, и мы расстались.
На следующее утро я, как обычно пришла в цех. И сразу же почувствовала что-то произошло.
Тут же всё разъяснилось. Ко мне подошёл американец Холиок и, не здороваясь, заявил:
-Правда ли, Мэри, что вы вчера сидели на берегу Волги с негром?
-Вы не ошиблись, сэр! — ответила я.
Не дав Холиоку опомниться, я обрушилась на него и высказала всё, что считала нужным.
Вопрос об отношении к человеку с темной кожей был поднят на принципиальную высоту. Мы решили всем коллективом взять шефство над Робинзоном. К нам присоединились девушки-работницы из инструментального цеха.
Таким образом, мы немного охладили пыл американцам и лишили их повода для обсуждения слишком «смелого» поведения одной девушки. Пусть обсуждают всех!
Робинзон в сопровождении девушек стал появляться на лекциях, в кино, и даже на танцах. Мы думали, что кое кто из американцев хулиганов уже извлек для себя урок. Но ошиблись».
А тем временем о Робинзоне заговорила пресса. Десяткам миллионов людей стало известно о случившемся на нашем заводе. Читатели требовали расследовать этот вопиющий случай и сурово наказать обидчиков Робинзона. Ежедневно он получал множество писем со всех концов нашей страны. Письма были братские, сочувственные, ободряющие. Некоторые заводы приглашали Робинзона на работу в Москву.
Робинзон почувствовал, что в этой стране избиение темнокожего — не его личное дело, что это волнует всех людей.
11 августа 1930 года заводчане прочли в «Рабочей газете»: «Группа американцев показала нам в Сталинграде высокий образец «американской культуры». А через два дня там же была напечатана беседа с заместителем прокурора Верховного суда т.Герасимовым. Вот что он сказал:
-К сожалению, органы прокуратуры узнали об этом возмутительном случае проявления национальной вражды к темнокожему рабочему только из газет.
Сегодня же мы отдаем телеграфное распоряжение прокурору Нижневолжского края о срочном расследовании факта избиения рабочего, о котором сообщают органы советской печати. Немедленно после установления факта виновные должны быть привлечены к уголовной ответственности.
В результате последовал арест Льюиса и Брауна. Они содержались в Сталинградской тюрьме всё то время, пока шло следствие.
Американская колония тем временем жила очень напряженной жизнью.
Председатель совета колонии мистер Болдуин и секретарь мистер Моррис решили действовать так, чтобы хоть несколько скрасить облик виновных и смягчить их преступление. Моррис усиленно готовился к выступлению в качестве защитника Льюиса и Брауна. Болдуин от имени всей колонии строчил письма в газеты с извинениями за своих соотечественников. Вот одна из резолюций собрания американцев: «Американская рабочая колония резко осуждает варварский поступок гражданина Льюиса. Этим он не только обидел рабочего-негра Робинзона. Он совершил тяжелое преступление, недопустимое вообще и особо недопустимое в Советской стране.
Мы надеемся, что рабочий суд достойно проучит гражданина Льюиса, и чувствуем, что теперешнее его пребывание в тюрьме и публичное осуждение его в печати является уже довольно большим наказанием за его поведение».
В газете «Борьба» появилось покаяние Эберта Льюиса: «Только теперь я понимаю, какую грубую ошибку совершил, будучи под влиянием шовинистических настроений. Я прошу прощения у рабочих СССР за содеянный мною поступок».
22 августа в заводском клубе имени М.Горького состоялся суд. Трансляция заседания по радио велась в жилые дома заводского поселка. Он признал вину подсудимых тяжелой и вынес приговор:
«Считать доказанным нападение на Робинзона по причине расовой ненависти, суд приговаривает Льюиса и Брауна…к лишению свободы на два года каждого. Но, принимая во внимание, что расовая вражда была привита им в силу капиталистической системы эксплуатации «низших рас», заменить высылкой из СССР на 10 лет».
Браун подал просьбу о помиловании. ЦИК СССР удовлетворил её, и он остался в стране, продолжая работать. Льюис же был выслан.
Год работы американских специалистов на СТЗ прошел быстро. Им надо было возвращаться домой. Дирекция завода решила продлить контракты с небольшой группой специалистов ещё на год. Цехи подавали заявки, отбирая самых лучших и нужных специалистов. Роберту Робинзону контракт продлили.
Будучи квалифицированным инструментальщиком, свою работу он выполнял с высоким качеством. В отделении калибров инструментального цеха, куда его перевели, он так же добился больших результатов, заменив устаревшие приёмы ручного труда машинной обработкой.
Автор этих строк тоже работал в этом цеху, но только спустя 35 лет. И цех был уже другим, изготавливал детали для нового по тем временам трактора ДТ-75. Этот трактор-долгожитель побил все рекорды. Выпускался более сорока лет! Ещё такой же рекорд установил «Фольксваген жук».
Через два года Робинзон был приглашен на московский подшипниковый завод №1.и в 1936 году принял советское гражданство. Дважды выбирался депутатом Моссовета, окончил машиностроительный институт.